Управляющий Жилберто Кашорран, похожий на собаку-ищейку, с недоверчивым видом уселся рядом с Лулу. Он решил разоблачить это жульничество, но и при нем дама продолжала выигрывать, банк в сто конто был снят.

В полной растерянности Антонио Дединьо повернулся к хозяину, ожидая его распоряжений, но Кашорран лишь взглянул на него, ничего не сказав, и банкомет, распечатав новые колоды, тщательно их перетасовал.

— В банке сто конто…

Снова дама и король! Воцарилась гробовая тишина. Теперь все хотели ставить на даму, люди приходили прямо с улицы и из «Табариса», где уже стало известно об игре Аригофа, но и новый банк продержался недолго.

По распоряжению Жилберто Кашоррана Лулу помчался к телефону. В зале поднялся невообразимый шум.

— Я ухожу, иначе, боюсь, сердце не выдержит, — заявил господин в белом. — Я играю больше десяти лет и всякое повидал, но такое вижу впервые и отказываюсь верить своим глазам.

Аригоф хотел вернуть ему фишку и пригласить на ужин к Терезе, но господин отказался.

— Боже сохрани! Больше всего на свете я боюсь колдовства, так что оставьте при себе свои фишки, а я пойду выкуплю свои, пока они не исчезли.

Лулу вернулся, и вскоре в зале появился пожилой, весьма солидный креол в очках — профессор Максимо Салес, помощник и доверенное лицо Пеланки Моуласа.

Когда Лулу позвонил ему, Моулас отказался поверить в эту невероятную историю, решив, что Лулу снова стал пить и теперь даже в рабочее время. Положив свою усталую голову на теплую грудь Зулмиры Симоэнс Фагундес, он наслаждался покоем, но все же послал на всякий случай Максимо Салеса в игорный дом Кашоррана.

— Если этот Лулу пьян, немедленно гоните его в шею. И доложите мне о результатах…

Едва профессор Салес успел понять, что происходит за карточным столом, и убедиться в полной невиновности Лулу, как банк в сто конто снова был снят.

Антонио Дединьо, вытирая пот с побледневшего лица, умоляюще взглянул на сидевшее перед ним трио. Он должен кормить и воспитывать детей, куда же он денется, если только и умеет, что играть в карты! Все трое недоверчиво смотрели на него, а Максимо Салес прошипел: «Продолжайте». В синем костюме, в очках, с рубиновым кольцом на пальце, Максимо Салес выглядел почтенным профессором, поседевшим на научном поприще. Все так его и называли, хотя разбирался он только в азартных играх. Зато знал их досконально.

С видом жертвы Антонио Дединьо приготовил новые колоды, и опять все повторилось, словно в кошмаре. Максимо Салес, задав несколько вопросов Кашоррану и Лулу, дыхание которого было чистым, как дыхание ребенка, пошел звонить шефу.

Вот почему Пеланки Моулас вскоре появился в зале вместе с Зулмирой. Толпа расступалась перед ним, чтобы он собственными глазами мог увидеть, как испаряются его деньги. Банк в сто конто опять был снят.

Величественным жестом Пеланки Моулас отстранил Антонио Дединьо и осмотрел распечатанные колоды: двенадцать королей лежали внизу. Профессор Максимо, ищейка Жилберто и старший по залу обменялись понимающим взглядом. Антонио Дединьо, хоть и не чувствовал за собой никакой вины, знал, что обречен. Пеланки Моулас с холодным бешенством посмотрел сначала на банкомета, затем на трех своих подчиненных и алчную толпу вокруг стола, замершую в восторге. Впереди, рядом с горой фишек, сидел негр Аригоф: Гималайская вершина, как называла его Тереза; он широко улыбался.

Пеланки Моулас тоже улыбнулся Зулмире, стоявшей позади него, сам приготовил новые колоды и объявил так, будто читал стихи:

— В банке двести конто.

Но хотя он и был Пеланки Моулас, неограниченный властелин игорных домов, судьба не переменилась, подчиняясь уже каким-то сверхъестественным силам. Банк был снят, едва началась игра, и снова двенадцать королей лежали вместе.

Бросив карты, Пеланки Моулас что-то пробормотал, а Жилберто Кашорран громко объявил:

— На сегодня игра кончена…

Аригоф удалился под гул восторженных возгласов, за ним последовали поклонники и дамы, не страдавшие от излишней скромности. Получив в кассе деньги, Аригоф накупил шампанского и отправился к Терезе, белой красотке, любительнице географии. Его так и распирало от гордости и тщеславия: он победил невезение, колдовство и злые чары магометанки Заиры.

Пеланки Моулас напряженно размышлял над случившимся. Лулу только разводил руками, а Жилберто Кашорран был полностью согласен с Максимо Салесом: тут не обошлось без жульничества. Потерпевший крушение Дединьо молча ожидал приговора.

— Сначала нужно выяснить, что же все-таки произошло, — торжественно заявил профессор.

Пеланки Моулас пожал плечами: пусть они занимаются расследованием, вызывают, если нужно, полицию, у него свои опасения: калабриец верил в чудеса, связанные с потусторонним миром.

Зулмира Симоэнс, Фагундес, его секретарь и фаворитка, вдруг кокетливо засмеялась.

— Ой, меня кто-то щекочет, Пекито! Что за чудеса!.. Будто привидение…

Пеланки Моулас перекрестился.

8

Эти суматошные дни были заполнены беготней. Усталые и взволнованные, доктор Теодоро и дона Флор носились из одного конца города в другой, из банка в нотариальную контору, из нотариальной конторы в муниципалитет. Доне Флор пришлось отпустить учениц до конца недели, доктор Теодоро почти не показывался в аптеке. Со всей лузитанской прямотой Селестино объявил доне Флор:

— Если вы действительно хотите купить дом, бросьте на несколько дней свои дурацкие занятия. Иначе дело не выгорит.

Появился еще один претендент, и, если б не банкир, сделка вряд ли состоялась бы. Теперь оставалось лишь подписать купчую, которую в нотариальной конторе обещали подготовить через несколько дней. Задаток прежнему хозяину уже был внесен деньгами, снятыми со счета доны Флор.

За эти дни, опираясь на твердую и сильную руку мужа, она обошла полгорода, домой заходила, только чтобы поесть и поспать, но сон не приносил столь желанного отдыха. Мешал Гуляка, который, едва она появлялась, был тут как тут и с каждым разом держался все нахальнее, склоняя ее изменить Теодоро.

— То есть как изменить? — удивлялся хитрец. — Разве не я твой законный муж? И кто это может обвинить жену в измене с собственным мужем? Ведь ты поклялась мне в верности перед судьей и падре. А платонический брак, моя дорогая, — это какая-то нелепость…

Все эти доводы он шептал нежным голосом: Гуляка знал, чем можно смутить дону Флор.

— Разве мы поженились не для того, чтобы любить друг друга? Так в чем же дело?

Дона Флор еще чувствовала на своей руке руку доктора, слышал, запах его пота — они, словно взмыленные лошади, обегали весь город оформляя бумаги на покупку дома. И вместо того, чтобы отдыхать, приходилось быть в напряжении, ни на секунду не забывая, какая опасность ей грозит. Сама того не замечая, она поддавалась очарованию медоточивого голоса, млела от прикосновения коварных пальцев. А когда спохватывалась, уже была в объятиях Гуляки. Дона Флор силой вырывалась из его рук: нет, нет, она ему не отдастся, ни за что!

Правда, кое-что в эти хлопотливые дни она ему все-таки позволила. Но так ли невинны были эти мимолетные ласки?

Однажды вечером, придя домой после беготни по городу (доктор задержался в аптеке), дона Флор сняла платье, сбросила туфли и чулки и растянулась на железной кровати. Стояла тишина, легкий ветерок бродил по пустому дому. Дона Флор вздохнула.

— Устала, любимая? — Гуляка лежал рядом с ней.

Откуда он взялся?

— Ты даже не представляешь как… Чтобы получить какую-нибудь бумажку, надо потратить полдня… Кто б мог подумать?

Гуляка коснулся ее лица.

— Но ты довольна, дорогая…

— Мне всегда хотелось иметь собственный домик…

— А я всегда мечтал подарить его тебе…

— Ты?

— Не веришь? Впрочем, у тебя есть для этого основания… И все же знай, что самым большим моим желанием было подарить тебе домик. Должен же я был хоть однажды выиграть столько, чтобы хватило на покупку… Я даже тайком от тебя кое-что предпринял, да не успел… Ты мне не веришь?